– Я очень любил ее, – говорит он. – Сразу после рождения Сяньжуна у нее обнаружили рак груди. Она не дожила до его первого дня рождения…

– Мне очень жаль.

– Потерять жену ужасно, и мне всегда будет ее не хватать. Но ничто не подготовило меня к той муке, которую я испытал, когда у Сяньжуна обнаружили саркому. Ему было три года.

Я теряю дар речи, пытаясь совместить эту информацию с моими воспоминаниями о нашей первой встрече. Шум двигателя старого армейского джипа, прокладывающего себе путь через лес, тревожный вид мистера Хуана и уверенно, будто знает дорогу, бегущего в деревню от врат духов маленького лысого мальчика в футболке с изображением Барта Симпсона. Все в этих мгновениях было чужим и пугающим. Откуда мне было знать, что Сяньжун болен?

– Он прошел химию и лучевую терапию, – говорит господин Хуан, отвечая на мои сомнения. – Мы пробовали альтернативные методы лечения. Не буду вдаваться в подробности, но друзья из Гонконга рассказали мне о целебных свойствах пуэра. Я должен был найти самый чистый и самый мощный. Так я добрался до чайных гор и везде спрашивал имя лучшего деревенского врача…

– Но вы приехали к нам, потому что были знатоком…

– Нет, увы, но у меня был умирающий сын, и мне пришлось быстро учиться…

– Вы говорили, что вы коллекционер, – настаиваю я. – И приехали, чтобы произвести пуэр. Мы сделали его. Вы забрали…

– Это правда. Большую часть я продал, а коллекционеры так не поступают.

Неужели мы были настолько доверчивы, что поверили всему, что он тогда нам наболтал? Конечно! Но даже в этом случае я должна сделать вид, что меня нужно убедить.

– Как доказать тебе? Все просто. Я мог вместе с господином Люем остановиться на производстве легендарного чая, поскольку мы раздобыли и рецепты, и листья. Я приехал в Наньно не для этого, а ради твоей мамы. О ней все говорили. Если бы для сына и нашлось лекарство, то только у нее.

Я мысленно пересматриваю те недели. Сяньжун быстро выбивался из сил, должно быть, он облысел от лечения. А-ма не доверяла господину Хуану, но всегда благоволила к мальчику, позволяла ему полежать в женской части дома после обеда, когда он уставал. Да и поведение господина Хуана, как я теперь понимаю, было странным: он почти не торговался и готов был заплатить за листья материнского дерева, особенно во время своего второго визита, сумасшедшие деньги. А я предавалась мечтаниям о Саньпа и ничего не знала о внешнем мире, потому и не видела изнанки слов господина Хуана.

– Чай твоей матери исцелил моего мальчика!

– Вы не верите в это по-настоящему!

– Верю и хочу доказать. Я финансирую исследования пуэра по всему миру, и мы открываем преимущества употребления этого сорта. Но в чае из твоей рощи есть что-то особенное…

– Значит, вы просите у меня листья ради личной выгоды?

– Нет! – Он выпячивает грудь с оскорбленным видом. – Разве ты не понимаешь, Лиянь? Мы должны защищать деревья. Ты не хочешь показать рощу мне, но через какое-то время ее обнаружит спутник и туда пожалует какой-нибудь недобросовестный торговец! Камфорные деревья не смогут вечно скрывать ваши особые деревья…

Судя по всему, он и правда знает, где находится роща.

Может, уже бывал там…

– Два особенных чайных блина, которые мы изготовили… – Его голос снова срывается. – В них были вплетены желтые нити, они разрастались…

– Я помню, как вы рассказывали мне об этом раньше. А-ма всегда полагалась на них в самых сложных случаях.

И они пронизывают чайный блин Янье.

– Эти нити и есть мощное лекарство. Годами я обшаривал горы, но больше нигде не нашел. Они есть только в твоей роще, и именно они спасли Сяньжуна, когда у него случился рецидив в 2007 году…

Да, я помню, как господин Хуан пришел в мой старый магазин на чайном рынке и рассказал, что бывал в моей деревне. Я тогда еще удивилась, почему никто, даже А-ма, не сообщил мне об этом.

– А-ма снова его лечила? – спрашиваю я.

Господин Хуан кивает.

– Я сказал Сяньжуну, что ее чай поможет успокоить желудок после химиотерапии. Он любит твою маму и гору Наньно и потому не задавал вопросов, послушался. С тех пор он в ремиссии.

– Тогда забудьте обо всем и будьте благодарны.

– Лиянь, – умоляет господин Хуан, – мой сын дважды выздоравливал от рака. Моя жена умерла от него. Это генетическая предрасположенность или просто невезение? Откуда мне знать, что будет с моими внуками и правнуками?

– Сяньжун даже не женат, – бодро отвечаю я, – а вам все равно не нравятся девушки, с которыми он встречается!

Но сейчас не время для веселья.

– Однажды он найдет подходящую девушку. И что тогда? Ты читаешь родословную? А как же моя родословная? А как же родословная Сяньжуна? Ты знаешь его уже двадцать один год. А если он, его сын или дочь заболеют? Твоей матери к тому моменту может уже не стать. Нас с тобой тоже. Как сберечь нерожденных детей? Ты никогда не доверяла мне, но теперь попытайся. Я очень люблю своего сына. Вот ты на что готова ради своего?

Я не рассказываю Цзиню о разговоре с господином Хуаном. Не звоню А-ма, чтобы обсудить то, что он сказал. Я держу всю информацию в себе, пытаясь обработать ее. Из всего, что он сказал, меня мучает один вопрос: «Вот ты на что готова ради своего сына?» Я наблюдаю за Полом, когда он проводит смычком по струнам скрипки, когда пинает мяч на тренировке по футболу, когда просыпается от крика ночью. Мы, акха, так много думаем о наших предках и мире духов, в котором они обитают, но в мире живых наши сыновья и дочери продлевают наши линии в направлении будущего. Они станут следующими предками. Их нужно защищать, но какой ценой? Когда мы с Полом в следующем месяце уедем в Китай, я приму решение. Надеюсь, моей убежденности будет достаточно, чтобы склонить на свою сторону А-ма.

По дороге в Родниковую Воду мы заезжаем в Институт социального обеспечения, чтобы передать одежду, игрушки, книги и другие необходимые сиротам вещи. Полу всегда нравятся такие визиты, и, хотя ему всего восемь лет, он любит мастерить игрушки для детей, например кукол, но в этот раз он попросил захватить три ноутбука.

– Они могли бы играть в игры и даже научиться немного читать. Когда они подрастут, если их не усыновят, они смогут делать домашнюю работу… Мама, пожалуйста!

Перед тем как мы уехали из дома, я сказала Цзиню, что наш сын будет учиться в лучшем